Я географ
Статья написана Павлом Чайкой, главным редактором журнала «Познавайка». С 2013 года, с момента основания журнала Павел Чайка посвятил себя популяризации науки в Украине и мире. Основная цель, как журнала, так и этой статьи – объяснить сложные научные темы простым и доступным языком
География — странная наука, не похожая на все остальные. Когда спрашивают меня: «Кто ты?», я отвечаю — географ. И вижу в глазах спрашивающего непонимание: что это такое, чем занимаешься? И действительно, чем может в наши дни заниматься географ? Географические открытия — позади. Общее, расхожее представление о географии — школьная наука, географ — учитель в школе, а наука сводится к набору сведений о разных странах, народах, землях, реках и морях. Есть и еще одно представление, близкое к тому, как показал Жюль Верн своего Паганеля — несколько анекдотическая фигура всезнайки-неудачника, этакого ходячего справочника. Да, сразу ответить на вопрос, чем занимаются в наши дни географы, бывает непросто.
Ну, а если не спешить с ответом? Открытие новых земель, пожалуй, действительно позади. Правда, есть еще подводный мир, который сулит открытие неведомого, есть Антарктида. Но и глубины океана, и шестой континент исследованы уже сейчас неплохо. Открыты самые крупные черты рельефа дна океана, найдены крупнейшие впадины и подводные горные хребты — Ломоносова, Менделеева, Срединно-Атлантический и другие. Все больше открываются и тайны Антарктиды.
География распространяется в глубину — в глубину океана, в глубину подледных толщ. Но главное не в этом. Главное — наука погружается в глубину явлений. Так сказать, в суть вещей.
Если раньше география отвечала на вопрос, где что находится, то теперь перед ней стоит вопрос иной — как осуществляются разные географические процессы и почему. Сейчас географу нужно не только многое помнить, как приходилось Паганелю, но и много думать. А это труднее, согласитесь.
Вот пример. В мире растут города. Часто растут хаотично, неуправляемо. В мире много городов значительно крупнее. Хорошо это или плохо? В городах свои трудности с транспортом, снабжением, жильем, чистотой воздуха. С другой стороны, город дает большие возможности для концентрации культуры, развития промышленности. Почему растут города? Как далеко зайдет этот процесс? Можно ли им управлять? Эти вопросы волнуют сейчас специалистов многих направлений, в том числе и географов.
Американский географ Берри обратил внимание на начало обратного процесса: из крупных городов Америки начался отток людей, города начали уменьшаться в размерах. Продолжится ли этот процесс, пока никто не знает. Задача ученых — осмыслить наблюдаемое и дать прогноз на будущее.
Примеров можно привести много. Снижается уровень воды в Аральском море, обсыхают его берега. Экспедиции Института географии и многих других учреждений работают там много лет, устанавливают причины этого явления, думают над тем, как с ним бороться, какими будут последствия. Предлагают различные варианты спасения этого уникального водоема.
Нам все еще приходится работать по старинке: снимать данные с карты, выписывать их из рукописей, дневников, книг. Горы папок растут на полках, а освоить их невозможно. Получается парадокс: с одной стороны — информационный голод, с другой — водопады информации, порождающие бездну трудностей при обработке.
В кибернетике есть закон необходимого разнообразия. Для того, чтобы система могла противостоять натиску со стороны, количество внутренних состояний, в которых она может находиться, должно быть не меньшим, чем количество состояний или разнообразие действующей на нее среды. Аналогично в науке. Чем сложнее природная система, которую мы изучаем, тем сложнее должна быть организационная структура научной дисциплины. Похоже, что такого соответствия география еще не достигла.
География дает сейчас меньше полезных рекомендаций, чем, допустим, химия, у нее слаба теория, она мало строит моделей. Ученые сейчас много спорят о том, есть ли вообще в географии свои законы, существуют ли географические законы природы. Почему так получилось? Виной этому не пассивность или тупость географов, здесь есть объективные причины. Главная из них — сложность изучаемых объектов.
К примеру, физики, работая на синхрофазотроне, отыскивая траектории новых частиц, могут предполагать, что встретят. Они знают, что ищут. Я рассуждаю, конечно, как дилетант, я далек от физики, но с уверенностью могу сказать, что законы биологической наследственности в данном случае физиков не волнуют. Биологов, изучающих строение клетки или физиологию моллюсков, не волнуют законы поведения больших коллективов людей. Связи, изучаемые ими, тоже сложны, но все-таки ограниченны.
Есть вопросы, которые для физиков, химиков, биологов просто неинтересны. Для географов таких вопросов почти не существует.
Вот пример. Занимаются наши географы устойчивостью экосистем, используемых людьми для отдыха. В этом частном вопросе задето множество научных дисциплин. Здесь оказывается важным знать скорость диффузии растворов в почве, ее механические и коллоидные свойства, физиологические возможности животных и растений, экономические стороны жизни (количество дорог, строений, стоимость путевок и прочее), индивидуальные интересы отдыхающих, психологию больших коллективов, вплоть до моды на те или иные места отдыха.
Для такого объекта очень трудно построить модель, найти закон его развития. А возьмите проекты переброски стока северных рек в бассейны Аральского и Каспийского морей. В них завязаны изменения климата крупных районов, ледовитости северных морей, плодородия почв, разрушение старых и возникновение новых экосистем, генетические последствия смешивания водных фаун, перестройка транспортной сети, преобразование условий труда групп местного и приехавшего вновь населения, проблемы снабжения, отдыха в новых населенных пунктах — всего не перечислить. Очень, очень непросто создать теорию, способную объединить, рассмотреть как единую систему этот клубок процессов. Честно говоря, мы пока этого не умеем. Хочу, впрочем, подчеркнуть слово «пока»…
Автор: А. Арманд.