Рассказ о победе над высотой и глубиной. Продолжение.

«Мой сын помогает мне…» Эта фраза Пикара в одном интервью не сказала обо всем. Сын профессора Жак не только помогал отцу попасть в гондолу батисферы, но и занял место рядом с ним. Вместе они у западного побережья Италии опустились на рекордную глубину в три километра. А затем эстафета рекордов перешла целиком от отца к сыну. Знаменательные даты и цифры: 1959-й, ноябрь — 5670 метров; 1960-й, январь — 7300 и, наконец, последний, абсолютные рекорд 23 января того же года — 10919 метров. Батискаф «Триест» достиг дна Марианской впадины, самой большой глубины Мирового океана.

Командир экипажа — Жак Пикар. Но, прежде чем рассказать об этом выдающемся спуске, поговорим о другом — интересном и поучительном. От батискафа, названного тем же именем, что и пикаровский стратостат, после неудачного подъема уцелела лишь гондола. Но это не остановило профессора Пикара. Это не остановило и других энтузиастов подводных исследований. И когда Пикар строил новый батискаф в Триесте, в доках Тулона и Дакара создавался преемник неудачника «ФРНС-3». Однако, унаследовав название, французский батискаф не унаследовал дефектов своего предшественника.

Повесть о том, как была одержана победа, лишена сенсаций и приключений. Все буднично и просто в этой инженерной действительности: чертежи, спецификации, технические отчеты и бюрократическая машина морского министерства. Но за ними два года изнурительной работы, волнений, надежд, разочарований и упорного, хотя и медленного движения к цели.

Цель — 4000 метров — стала идеей фикс для офицеров Гуо и Вильма. Они жили ею и отдали ей частицу своей души. Необычайно ярко история работы Гуо и Зильма раскрывает роль мелочей. Да, мелочь иногда решает успех гигантского дела. Труд множества человеческих рук, муки творчества, неустанное биение мысли, бессонные ночи, дьявольское напряжение нервов — все может пойти насмарку, если подведет пустяк.

Порой виновником происшествий бывали и человеческие слабости. Произошел же с профессором Пикаром анекдотический случай, едва не кончившийся трагически. Во время ремонта его батискафа в гондоле был установлен часовой механизм, отцепляющий многотонный балласт при спуске без людей. Однажды профессор влез зачем-то в гондолу и, увидев циферблат часов с неподвижными стрелками, как истый швейцарец, немедленно завел их. Потом профессор вылез, а груз в положенное время шлепнулся вниз, чудом никого не раздавив.

Не везло и французам: то забытая тряпка в шахте, то грязь, принесенная на подошвах, то нехватка дроби — и подводная лодка никак не уходит под воду…

А в глубине вдруг гаснет прожектор. Указатели уровней бензина или воды не работают и их стрелки упорно стоят на нуле. В цепи перестает идти ток. Эхолот внезапно объявляет забастовку. А причины кроются в сущих пустяках: перегорел предохранитель, куда-то попала морская вода, случайно упало напряжение — и так, кажется, без конца. Поистине испытания не одного только подводного корабля, а и терпения его строителей!

Однако конец наступает всему, и в том числе тирании мелочей. Батискаф готовится к тому, ради чего трудилось множество людей — от командира Гуо и инженера Вильма до рабочего-маляра. Но прежде чем экипаж сядет в гондолу и начнется спуск, корабль побывает в глубине один. Трудно передать чувство, с каким Гуо и Вильм, стоя на палубе плавучей базы, провожали в путь свое создание. С одной стороны, уверенность: ничего непредвиденного быть не может и не будет! Проверено все, что только можно проверить. Пробные спуски бывали не раз. Неисправностей сейчас нет, случайности исключены. И все-таки на сердце неспокойно: а вдруг! Вдруг он не вернется, что тогда! Страшно даже подумать. Столько пришлось ждать этого торжественного момента! И Гуо перестает волноваться, лишь получив с патрульного самолета радиограмму о благополучном всплытии своего детища.

Теперь «настоящий» спуск. Десятки глаз смотрят на красный корпус, рубку, торчащую из воды. Туда направлены объективы кинокамер. Черт возьми! Что-то случилось с кабелями…

Всю ночь шла лихорадочная работа. Утром устроили генеральную проверку. Выход в море. Длинный скучный переход, нестерпимо медленно тянется время. Последний, обнадеживающий прогноз погоды, последние промеры глубины. Прибыли! Скорее в лодку — и к батискафу.

— Господин капитан!
— Опять! Что еще там!
— Неполадки в бункере, господин капитан! — отвечает водолаз.

«Подумать только,— вспоминал потом Гуо, — что выполнение всех наших планов зависело от двух или трех дробин, которые попали между крышкой из мягкого железа и полюсом магнита». Бункер с балластом, открываемый электромагнитным затвором, вышел из строя. Опорожнить и снова наполнить его при хорошей волне, да в спешке, не просто. Два мешка дроби идут на дно, потрачен лишний час.

Лишь очутившись под водой, члены экипажа вздохнули свободнее. Там, по крайней мере, нет качки.

Привычные виды проходят за окном: смена цветов воды, облака мельчайших морских существ, красные креветки с длинными усиками. За полчаса пройдено три километра. Дальше — глубины, где никогда не бывал человек. Еще немного, и эхолот сообщает, что всего двести метров остается до дна. Сброшена часть балласта, и батискаф замедляет ход. Наступает кульминационный момент. Вильм восклицает: «Вижу дно!» Земля! Пусть над нею четырехкилометровая толща воды, — все равно, это твердь. Подсознательное беспокойство, которое всегда испытывается в глубине, исчезло при виде освещенного прожектором круга, где белел песок. Наверное, похожее чувство владело моряками Колумба, когда они впервые заметили темную полоску в безбрежной синеве. И возглас Вильма прозвучал на дне океана столь же возбужденно и восторженно, как крик «Земля!» во времена великих географических открытий.

По очереди заглядывали в иллюминатор Гуо и Вильм. Они наблюдали на песке морскую губку, похожую на тюльпан, норки каких-то животных и… акулу, постоянную свою спутницу, только нового вида.

Вдруг раздался шум. Проклятый предохранитель! Батискаф, не спрашиваясь хозяев, прыгнул вверх: отказали магниты, балластные батареи, укрепленные снаружи, упали и остались в подарок Нептуну на дне. Так прошло погружение, вписавшее в таблицу рекордов новую цифру: 4050.

ПОКОРЕНИЕ ПОДВОДНОГО ЭВЕРЕСТА

Два, три и даже четыре километра глубины после спуска «ФРНС-3» уже перестали удивлять. Этот труженик исследовательского флота совершил с учеными на борту около трех десятков спусков. Теперь надо было продолжить начатое дело, доказать, что океан доступен даже в районе подводного Эвереста, как говорил профессор Пикар о знаменитой Марианской впадине, самой глубокой в Мировом океане.

Август и Жак Пикары шесть лет готовили свой «Триест» к штурму Марианской впадины. Ее перед спуском искали три дня. Данные эхолота расходились — то чуть больше, то чуть меньше одиннадцати километров. Как выяснилось потом, в месте погружения расстояние от дна до поверхности составляло 10 990 метров.

Последний звуковой промер глубины. Шлюпка отвозит Жака Пикара и его спутника, американского моряка Дона Уолша к «Триесту». «Я думаю, — говорил потом Уолш, — что забраться в эту шлюпку было самым опасным делом, которым мне пришлось заниматься в тот день». Волны качались на пять метров вверх и вниз!

Но короткое путешествие на шлюпке кончилось быстро. А еще через несколько минут люк гондолы был наглухо закрыт, вода заполнила шахту и балластные камеры. Батискаф тотчас же скрылся в море.

…Скоро Пикар и Уолш попали в непроглядную тьму. Появилось «звездное небо» — тучи светящихся микроорганизмов. Никаких происшествий, только временный перерыв связи с базой. Кроме того, океан на этот раз особенно противился вторжению людей. На разных глубинах их подстерегали скачки температуры. Бензин в поплавке менял объем, и батискаф упрямо лез вверх. Четыре вынужденные остановки! Только пожертвовав частью бензина, удалось снова идти ко дну. Затем, в трех километрах от поверхности, началась течь в одном из выводов, идущих снаружи к приборам. Еще полтора километра, и она прошла: давление увеличилось, малейшие щелки исчезли. 7200 метров! Побит прежний рекорд. Дальше вниз… И вдруг…

В тишине особенно громким показался какой-то странный звук: треснуло стекло в иллюминаторе. К счастью, без опасных последствий. Но не особенно приятно, когда это случается в девяти километрах от поверхности воды… Капризничал прибор: он никак не хотел показать, сколько же метров надо еще пройти до цели. «Жак сердито спросил, когда, по моему мнению, мы можем проскочить мимо дна», — вспоминал потом Уолш. Ведь глубина была уже свыше десяти километров! Наконец прибор пришел в себя, и Пикар увидел серое пятно — кусочек ложа океана. Оставалось совсем немного, гайдроп коснулся дна, а затем мягко опустился туда сам батискаф.

Шла минута за минутой, но в окнах ничего не было видно: мешал взбаламученный ил. Шестьсот секунд ожидания, казалось, растянулись на целую вечность! И вот — заветное дно. Оно желтоватого цвета, и вблизи него… неизвестная плоская рыба, отчасти похожая на маленькую камбалу. И креветка. Невероятно! Ведь тут тысяча тонн давит на каждый квадратный сантиметр. «Триест» подвергается давлению в сто пятьдесят тысяч тонн! А жизнь, вездесущая жизнь, она и здесь, в бездне.

Всего двадцать минут «Триест» оставался в самом глубоком месте Земли. Побудь он дольше, — быть может, и другие обитатели дна нанесли бы ему визит. Значит, и сюда, в эту мрачную темную пропасть, попадает кислород, без которого гибнет все живое. Значит, течения перемешивают весь океан. И профессор Пикар, говоря о виденной Жаком рыбе, справедливо замечает: «Это доказывает, что очень опасно погружать радиоактивные отходы на глубину, потому что отсюда они могут подняться на поверхность» (такой способ захоронения радиоактивного яда предлагался некоторыми американскими специалистами).

Возобновилась связь, и из глубины донесся трижды повторенный сигнал: «ноль», «ноль», «ноль». Значит: «Эверест» покорен! Но сетка трещин на стекле побуждала поскорее возвращаться. Балласт сброшен, корабль начал подъем. Через три с небольшим часа Пикар и Уолш снова увидели солнечный свет. Так неприступные недра океана сдались человеку.

Автор: Б. Ляпунов.