Случайные неоткрытия или крупнейшие научные фейлы. Продолжение
Немецкий физиолог Брюкке заинтересовался однажды тем, как сетчатка глаза отражает свет, и сконструировал прибор для ее освещения. А другой физиолог, Гельмгольц, подготавливая этот прибор для демонстрации студентам, сообразил, что лучи, отраженные сетчаткой, можно использовать для того, чтобы разглядеть ее. Он смонтировал несколько зеркал, управляющих ходом лучей, и добавил линзу, формирующую изображение. Почему сам Брюкке не додумался до этого? Гельмгольц пишет, что Брюкке не задавался вопросом, какое изображение образуют лучи, исходящие из глаза, освещенного пучком света. Для него это не представляло интереса. Но заинтересуйся он этим, он мог бы достичь такого же результата, как и он, Гельмгольц. Можно ли винить Брюкке в слепоте? Это все равно, что винить Менделеева в забывчивости. В мозгу не бывает сразу несколько доминант. Будь Гельмгольц на месте Брюкке, и он бы мог не додуматься до офтальмоскопа.
Всю жизнь Майкл Фарадей искал взаимосвязь между различными физическими явлениями. В поисках связи между светом и магнетизмом он открыл вращение плоскости поляризации света в намагниченных телах. Он пытался найти зависимость между тяготением и электричеством. Он писал, что различные формы, в которых проявляются силы материи, «могут как бы превращаться друг в друга». Оставалось дописать фразу. Но фразу он не дописал. Ее «дописали» Майер, Гельмгольц и другие, Фарадей же не принял закона сохранения энергии. «Как можно писать о сохранении силы, — возмущался он по поводу «фразы» Гельмгольца, — если она меняется в четыре раза, а расстояние всего в два?» Он не учел одной физической тонкости и просто ошибся. Просто, без всякой психологической подоплеки.
Подоплека была у Ампера, который упустил возможность открыть электромагнитную индукцию, хотя и стоял на пороге открытия. Разбирает его ошибку в работе «Покорение мира атомов» Луи де Бройль. Почти всегда в подобных случаях, говорит он, открытие не делается потому, что у того, кто мог бы его сделать, существует предвзятая идея, которая мешает ему видеть вещи в истинном свете. Ампер не открыл индукцию потому, что старался связать электрические явления с наличием магнитного поля, а надо было связывать их с изменениями магнитного поля. У Фарадея на этот счет предвзятых идей не было, и он опередил Ампера.
А почему не пришел к теории относительности математик Анри Пуанкаре? Ведь он прекрасно знал все, на что опирался Эйнштейн. Пуанкаре, по мнению де Бройля, скептически относился к физическим теориям, считая, что существует бесчисленное множество различных, но логически сходных точек зрения, и ученый выбирает одну из них лишь для удобства. Это помешало ему понять, что среди них есть и такие, которые близки к физической реальности. Иначе говоря, причина случайного неоткрытия может корениться в складе ума и особом характере восприятия мира. Косвенным образом это подтверждают сегодня те, кто все еще сражается с «еврейской физикой» и либо доказывает, что теория относительности неверна, либо утверждает, что открыл ее Пуанкаре. Читали ли они де Бройля? Вполне возможно. Если предвзятая идея родилась раньше тебя, начитанность не имеет никакого значения.
В своей книге о психологии изобретений в области математики Жак Адамар рассказывает, почему и он, «вслед за Пуанкаре», не создал теорию относительности, хотя тоже знал все факты. Целая глава посвящена у него разбору сделанных ошибок, промахов и упущений, в результате которых, познакомившись с преобразованиями Лоренца — основой теории относительности;— он вообразил, что те «лишены физического смысла». Он думает, что его ошибки произошли либо из-за чрезмерной поглощенности одной задачей, мешавшей ему видеть дальше собственного носа, либо, наоборот, из-за разбросанности, когда он без особых причин изменял выбранному направлению. Ученый, говорит Адамар, обязан всегда держаться золотой середины, распределяя свое внимание так, чтобы быть всегда готовым увидеть новое. Единственное, чем он может утешаться, это тем, что и гении совершают необъяснимые промахи.
Он имеет в виду Паскаля, который в трактате «Искусство убеждать» выдвинул два фундаментальных логических тезиса, но не догадался расположить их рядом. Догадайся он это сделать, считает Адамар, и революция в логике произошла бы на триста лет раньше, чем это случилось.
“Триста лет! Впрочем, это не единственный случай. Линзы для очков изобрели в 1280 — 1285 годах, а телескоп около 1590 года. Три столетия понадобилось для того, чтобы догадаться расположить линзы одну за другой. Телескоп так сильно запоздал потому, что математики и философы отнеслись к линзам весьма скептически. Они рассуждали так: раз с помощью линз можно увидеть предметы более близкими или более далекими, а иногда перевернутыми или даже деформированными, то лучше воздержаться от их употребления, дабы не вводить себя в заблуждение. Как это ни странно (опять предвзятая идея!), в те времена зрению доверяли лишь постольку, поскольку его показания подтверждались осязанием.
Отношение к зрению, а тем более к оптическим инструментам, стало меняться не так уж давно, в начале XVII века, и в этом огромная заслуга Галилея, открывшего с помощью телескопа спутники Юпитера. Странно сегодня читать некоторые письма Галилея. Отвечая своим противникам, которые объясняли открытие гор на Луне, пятен на Солнце и спутников Юпитера изъянами в подзорной трубе, Галилей укоряет их в чрезмерном недоверии к органам чувств и инструментам для наблюдения. Инструменты, доказывает он, могут и не искажать нашего восприятия. Чтобы согласиться с этим, понадобилась целая психологическая ломка среди «научной общественности», от которой Галилей претерпел не меньше, чем от святой инквизиции.
Кстати, об инструментах. Кто-то заметил, что если бы у Тихо де Браге, знаменитого датского астронома, были инструменты поточнее, то Кеплеру, Галилею и Ньютону нечего было бы делать. Это было бы ужасно. Психология творчества лишилась бы своего стержня — легенды о яблоке. А что было бы, если бы Колумб, забыв о трудовом конфликте, не устоял перед соблазном и решил сначала открывать биоритмы, а уж потом Америку? Последствия этой катастрофы невозможно себе представить. Нет, пусть уж лучше история наук изобилует «случайными неоткрытиями» и даже предвзятыми идеями. Пусть каждый открывает то, что ему предназначено, и все идет, как шло, своим чередом.
Автор: С. Иванов.