Немножко об истории науки. Часть вторая.
Так что систематического обучения науке в Англии начала XIX века не было, но было нечто иное — повсеместный интерес к науке, характерный для самых широких слоев английского общества, чему свидетельство — всегда полные аудитории, где читались публичные лекции на научные темы и многочисленная литература по науке для широкой публики. Научно-популярные работы двадцатых — тридцатых годов по физике и химии Марии Зоммервиль сделали эпоху не просто в популяризаторстве, а в прояснении концептуально трудных понятий и теорий все более специализировавшихся научных дисциплин. Именно ее книги послужили толчком для открытия английским астрономом Дж. К. Адамсом на основе вычисления новой, не известной дотоле планеты — Нептуна, именно они использовались даже в математических классах Кембриджа.
Кроме подобной высокопрофессиональной и достаточно сложной литературы, были еще вполне доступные статьи в общепопулярных журналах, а также специальная литература для детей и, как бы мы сегодня сказали, для домохозяек. В 1806 году вышли «Беседы о химии, предназначенные в основном женскому полу», написанные Джейн Марсет. Несмотря на столь определенный адресат, знаменитыми эти книги сделали все же не женщины, а ученик переплетчика Фарадей, который в 1810 году с помощью «Бесед» приобщился к электрохимии. (Книга эта вышла впоследствии в США огромным тиражом в 160 000 экземпляров.)
Отметим еще одну, очень важную особенность английской научной культуры. Не технические возможности науки, но именно ее общекультурные потенции определили широту ее распространения в новой промышленной державе. Эти культурные возможности науки особенно остро почувствовали народившиеся классы «новых богатых», промышленной буржуазии — буржуазии в первом поколении. Наука служила им, как показывает пример столицы текстильной промышленности Британии Манчестера, еще и средством узаконить свое новое общественное положение. Искусство, испокон веку заключенное в салоны аристократии, в глазах пуритански настроенных, только входящих в правящие слои промышленников — еще непривычный чуждый способ времяпрепровождения. Наука же — заведомо полезное и возвышающее душу занятие.
Так, что обучение в Великобритании становилось все более престижным, а участие в трудах какого-нибудь научного общества придавало респектабельность бывшим мастеровым и барышникам. Очень важную роль при этом играло отсутствие в Англии жесткой централизации, государственного диктата, как и диктата одного города, подобного Парижу.
Дизраэли писал: «…чем искусство являлось для древних, тем является наука для современников. В правильной перспективе Манчестер — такое же великое человеческое свершение, как и Афины». Действительно, Манчестер — промышленный центр Англии XVIII века — превратился в центр новой английской науки. При этом в отличие от республиканской, а затем императорской Франции научные общества возникают в Англии столь же часто в провинции, как и в столице. В провинции в начале XIX века было образовано 16 общенаучных и 24 специализированных научных общества. Именно их появление — свидетельство серьезных структурных изменений в отношении к науке, «малой научной революции».
Отношение к науке по обе стороны Ла-Манша демонстрирует, кстати, насколько разными могут быть интерпретации одних и тех же явлений культуры. Если для пуритански ориентированных, трудолюбивых и упорных промышленников Манчестера наука была разумным времяпрепровождением, «вежливым знанием» и гарантом того, что именно трудолюбие обеспечивает человеку и социальное положение, и успех в научном творчестве (в противовес настроенному на элитарность, на выделенность, на одаренность полулегкомысленному искусству), то во Франции именно наука была занятием для избранных. (Вспомним, что борьба против научных учреждений во времена французской революции была борьбой против элитарности научного знания.)
В XIX веке в Англии повсеместно возникали научные общества, подобные преобразованному в 1851 году в Оуэн-колледж «Литературному и философскому обществу Манчестера». В его работе участвовали такие выдающиеся ученые, как Дж. Дальтон, Дж. Джоуль, известный физик и не менее известный пивовар. При этом купцов и промышленников в это общество привлекала двойная значимость науки: наука была вполне почтенным занятием, но одновременно в некотором смысле и маргинальным, что позволяло группироваться вокруг занятий науками новым богатым.
К середине XIX века, когда новый класс промышленной и торговой буржуазии вполне утвердил себя в социальной иерархии, интерес его к занятиям наукой естественным образом ослаб, и полулюбительский период английской науки сменился наукой профессиональной. Дети купцов и предпринимателей во втором и третьем поколении уже становились университетскими профессорами.
Время любителей в науке постепенно проходило. Но даже те из английских ученых начала XIX века, которые фактически не были самоучками — Дэви, Фарадей, автор первой последовательной волновой теории света Т. Юнг, учившийся в Кембридже, Эдинбурге и Геттингене, — все же были обречены на некоторое изначальное любительство в своем научном творчестве. Так, Юнг, сделавший открытия, составившие бы честь любому профессионалу, работал в самостоятельно оборудованной оптической лаборатории, которую мог создать только благодаря своей медицинской практике.
Однако все больше утверждается мысль о необходимости специальной поддержки науки, и потому почти одновременно возникают общества содействия наукам: Ассоциация для поддержки науки в Англии (1830 год) и организация А. фон Гумбольдта в Германии (1828 год).
Продолжение следует.
Автор: Татьяна Романовская.