Физика и музыка. От добра добро.

Изобретение темперированного звукоряда было замечательным достижением. Музыкальные звуки организовались в прочную систему. Отпала опасность внезапной фальши. Все участки звукоряда стали равноправны. Нотная запись точно отразила звуки. Перед композиторами открылись широкие горизонты творчества. И первым воспользовался ими гениальный Иоганн Себастьян Бах. Концерты, кантаты, оратории, мессы, фуги, прелюдии — незабываемые произведения вышли из-под его пера и пальцев. И Бах был не только музыкантом. То был и глубокий исследователь темперированного звукоряда. Недаром один из сборников его сочинений так и называется: «Хорошо темперированный клавир».

В баховской музыке впервые выявились и укрепились закономерности сочетаний звуков темперированного строя. Композитор заложил основы классической гармонии — учения о благозвучных аккордах. Классическая гармония получилась довольно простой. В каждом ладе — всего три основных трехголосных аккорда. Кроме того, разрешены обращения — перестановки голосов этих главных устоев, их дополнения, вариации. Это совсем не мало, если учесть, что существует 48 ладов, а темперированный звукоряд дозволил безболезненные переходы из лада в лад. Великое богатство гармонических и мелодических форм!

Вслед за Бахом разработку музыки темперированного строя повели десятки и сотни композиторов. Бетховен, Моцарт, Шопен, Лист — это настоящий фонтан мелодий и гармоний, праздник свободной смены ладов. Все завоевания музыкальной культуры сделаны на этом пути. На нем человеком найдены подлинные сокровища.

УМНОЖИТЬ БОГАТСТВО!

Да, темперированный строй богат и щедр. Он незаменим своей простотой. На протяжении столетий он верно служит музыке. И будет служить впредь. И все же в последнее время, вопреки пословице «от добра добра не ищут», все чаще говорят о том, что вряд ли стоит ограничивать им развитие музыкального искусства.

Причина вам знакома: некоторая неточность темперированных интервалов по сравнению с естественными. Чистой осталась ведь только октава. Квинта искажена немного, а терция — заметно.

Тренированные музыканты говорят: на рояле и органе квинты «тупые». Скрипач, играя без аккомпанемента и стремясь к красоте исполнения, иногда незаметно для себя берет вместо тупых квинт «острые», натуральные. Ведь скрипке, на грифе которой нет клавиш или планок, доступны любые интервалы. Но несколько таких переходов — и звуки выходят из темперированного строя. Если в это время вступит рояль, послышится фальшь — нечто похожее на то, что в старину музыканты называли «волком».

Честно говоря, в наши дни подобные случаи — редкость. Композиторы и оркестранты умеют их избегать. Но и сегодня, не желая терять красоты «острых» квинт, рояли иногда настраивают именно по ним. А тогда теряется точность октав. То хвост застрял, то нос увяз!

Правда, к небольшой неестественности темперированного звукоряда легко привыкает и человек с тонким слухом. Но, даже привыкнув, он всегда отдает предпочтение мелодии, исполненной в натуральном строе.

Рассказывают, что Петр Ильич Чайковский после отдыха среди природы остро ощущал искусственность обычной темперированной музыки, в том числе и своей собственной. И наконец, главное. Три основных трехголосных аккорда в темперированном ладе — это, как мы видели, совсем неплохо. Это — обилие гармонических форм. Но почему бы не помечтать об увеличении богатства? В натуральных ладах, где звуки более родственны, гармонических, благозвучных сочетаний звуков гораздо больше. И среди них есть удивительно красивые. Услышав такие аккорды, композиторы поражаются новой красоте, недоступной им и неведомой в темперированном звукоряде.

Вот почему и после триумфального воцарения темперированного звукоряда среди музыкантов было и есть немало убежденных поклонников натурального ладового строя, которые искали и ищут способы его творческого освоения.

Одним из самых горячих искателей подлинно природной звуковой красоты был знаменитый русский композитор Александр Николаевич Скрябин. Многое в его творениях — это стихия, осмысленная и подчиненная музыкальным гением. И можно понять желание композитора передать этот величественный замысел настоящими, естественными звучаниями. Стремясь к выразительности и тончайшей художественности сложных музыкальных звуков, Скрябин, по существу, создал новую гармонию — более широкую и многообразную, чем классическая. Он открыл своей музыкой такие сочетания звуков темперированного ряда, которые, по мнению ряда авторитетных музыковедов, близко подошли к звучанию гармоний натуральных ладов.

Далеко не всегда Скрябин оставался удовлетворен своими произведениями. Трудно, очень трудно было искать естественные звуки, не выходя из пределов двенадцатиступенной темперации. Иной раз композитору приходилось строить аккорды, в которых явно не хватало натуральных обертонов. Чувствуя это, понимая, что для законченности нужен звук, лежащий где-то между доступными, он порой шел на замену одного звука трелью — быстрой сменой двух соседних звуков (до и после заветного недостающего). Получался как бы средний звук, и ухо слышало нечто похожее на то, что требовалось.

В последний период своего творчества композитор особенно много думал о преодолении оков двенадцатиступенной темперации. Он пытался даже сконструировать рояль, способный воспроизводить звуки между привычными ступеньками темперированной лесенки. Построить такой инструмент ему не удалось. А когда впоследствии подобные рояли были созданы, они не вошли в практику. Слишком уж они были сложны, слишком трудно было на них играть. Да и при всей сложности не могли они передать до конца красоту натуральных ладов. Что ж, тем ярче вырисовывается заслуга композитора, сумевшего подойти к натуральным гармониям даже в пределах двенадцати темперированных ступенек.

Миновали годы и десятилетия. Наследие Скрябина прошло проверку временем. Ныне оно признано драгоценным. Многие музыканты наших дней знают и чтут любовь композитора к звукам натуральных ладов. Не случайно известный дирижер Голованов, работая над произведениями Скрябина, требовал от оркестрантов перенастройки инструментов и игры в натуральных ладах — всюду, где это было возможно. Такая интерпретация очень трудна. Мало просто снять напряжения, заменив их благозвучными гармониями. Все это должно строго соответствовать замыслу композитора, требует от дирижера и оркестрантов исключительной интуиции, большого художественного вкуса. Скрябинские вещи, исполнявшиеся под управлением Голованова, звучали изумительно. Кстати сказать, многие из них записаны на пленку и сохранились. Их можно прослушать в Москве, в Музее Скрябина.

После Скрябина не было еще композитора, столь глубоко стремившегося к натуральным гармоническим звучаниям. Некоторые музыковеды считают, что Скрябин дошел до предела гармонических возможностей темперированного строя. Так это или нет, покажет будущее. Ясно одно: поиск новых, неведомых прежде гармонических сочетаний требует теперь больших усилий. Два столетия развития европейской музыки темперированного строя дают себя знать.

Это, конечно, вовсе не значит, что традиционная гармония исчерпана. В какой-то мере она «приелась» лишь узкому кругу профессионалов-музыкантов. Для широкой массы любителей музыки она нередко звучит как откровение. И в дополнение к прекрасному прошлому серьезной музыки, идет не менее прекрасное ее современное развитие. Старая гармония, обновленная и по-новому осмысленная современностью, талантливо соединенная с острым и ярким диссонансом, — вот путь, по которому идут многие творцы музыки наших дней. Этот путь широк и плодотворен. Недаром его держится подавляющее большинство музыкантов и музыковедов. Но он — не единственный.

Второй путь, пока не столь общепризнанный и менее богатый приверженцами,— не что иное, как вывод музыки за пределы темперированного строя. В противовес модному сейчас на Западе формализму голых дисгармоний этот путь ведет в мир новых гармоний, обещает неслыханную свободу звукового творчества.

Если Скрябин и в самом деле достиг границ гармонии двенадцатиступенного темперированного звукоряда, то теперь стоит задача — перейти эти границы. За ними композитора ждет нетронутая целина изумительных звучаний. Там — все новое, все неоткрытое. Гений художника звуков найдет там неиссякаемый клад поныне неизвестных звукосочетаний. Этот путь отнюдь не противоречит первому, традиционному. Он лишь дополняет и обогащает его.

Но доступен ли он? Доросла ли наша музыкальная техника до такой силы, чтобы прорвать границы двенадцатиступенной темперации? Ведь система натуральных ладов ничуть не упростилась. Ведь и сегодня немыслим рояль с бесчисленным количеством клавиш, невозможна тысячекратно усложненная нотная система. Лет шестьдесят тому назад мы вынуждены были бы дать отрицательные ответы на эти вопросы. Оружия для прорыва границ тогда не было. Но сейчас…

Автор: Г. Анфилов..